 |
А ДОРОГА БЕЖАЛА РОВНО... Памяти друга В. Кольбах, спец. корр. «За рулем»  Евгений М. погиб в аварии 23 октября на втором километре бетонного кольца неподалеку от Москвы. А сейчас я еду с кладбища. Кладбища автомобилей... До сих пор слышу тот тревожный телефонный звонок, голос его жены: «Женька разбился». Какой-нибудь пустяк, кто из нас не «бился», а у самого внутри все оборвалось, о пустяках домой не сообщают. Когда мы приехали, его серенький «жигуленок» еще лежал вверх колесами за дорогой. Автоинспекция, свидетели, понятые. Шофер самосвала, поминутно вытирающий кепкой лицо, доказывающий всем останавливающимся, что не виноват, «жигуленка» не было видно. Испуганные глаза, обветренное лицо, дрожащие руки, обычные руки обычного шофера. Я вглядывался в них, пытаясь понять суть случившегося. Как он оказался со своим самосвалом этим ранним воскресным утром в этом месте, зачем обгонял? Признаюсь, я смотрел тогда на него с ненавистью. Я и предположить не мог, что водитель самосвала и в самом деле не виновен. Мой друг не был лихачом. Он был прекрасным водителем. Если и рисковал, то всегда обдуманно, знал, на что шел. Картина аварии поначалу не вызывала сомнений. Не подозревая, что навстречу мчатся «Жигули», водитель самосвала стал обгонять трактор. Увидев, что дорога занята и лобового столкновения не избежать, мой друг ушел на встречную полосу. Но туда же вернулся самосвал, водитель которого в последний момент все-таки заметил встречную машину. Следствие, которое вело истринское УВД (дело было в Московской области) вместе с экспертами дотошно, кропотливо, надо отдать им должное, выясняло все обстоятельства происшествия. Я листал потом материалы дела: экспертизы, очные ставки, следственные эксперименты — хоть сейчас в учебники. Выяснилось, водитель самосвала сделал все возможное, а вот маневр водителя Жигулей» влево не был оправдан. Но, когда я возвращаюсь с кладбища, то думаю о том, что авария была «запрограммирована» раньше и должна была состояться, хотя дорога бежала под колеса, казалось, так ровно. Женин «серенький мустанг» теперь на аварийной площадке ГАИ. «Автомобильное кладбище». Это название конечно же условно. Сюда свозят аварийные автомобили и мотоциклы не для утиля. Они нужны следствию. По ним восстанавливают механизм происшествия, выясняют причины аварий: И все-таки кладбищем это место окрестили не случайно. Многие из развалин, что брошены тут, к жизни уже не вернешь. По сути это лом, и это те же памятники, что встречаются у постов ГАИ, на аварийных площадках. Только здесь их куда больше. Они стоят тут взводами, как на плацу перед парадом. Разных марок и цветов. С приметами недавней жизни. Врезанные в бампер импортные «противотуманки», кожаные и мохнатые чехлы на рулях, зеркальная пленка, электроника, дуги антенн. Мы переходили от одной машины к другой, и глаз отмечал эти детали с особой болью еще и потому, что видел, как далеки были их владельцы от насущных проблем дороги, от того, что с ними могло произойти и что в конце концов произошло. «За многими из них уже никто не придет», — майор И. Григоров, хозяин этой площадки по долгу службы, поднял с асфальта дужку от модных солнцезащитных очков и заботливо уложил ее на панель раздавленной машины. Под каким прессом побывал ее металл? Какое чудище изжевало эти желтые «Жигули», не побрезговав даже чугунным блоком цилиндров? Или ту бежевую «шестерку», в которой между рулем и сиденьем водителя едва ли просунешь руку? Голубой «Москвич» с двигателем, вдавленным в салон. ВАЗ—2106, у которого крыша легла на багажник. Скомканная, как лист бумаги, «пятерка» цвета «коррида». Сгоревший дотла «Запорожец». Сломанные пополам синие «Жигули». Поодаль от них похожие на жутких насекомых мотоциклы. Расколотые, помятые, треснутые полусферы шлемов. Что может происходить на дорогах, чтобы творения разума и рук человеческих превращались в лом? «Падение с эстакады у Савеловского вокзала». «Угодил под рефрижератор». «Лобовое столкновение с КамАЗом». «На полном ходу влетел под автофургон, помните, товарищ майор, на Сущевском валу». Сообщения лейтенанта, дежурного по площадке, сухи и бесстрастны. А мне хочется связать их с чем-то явно ряда вон выходящим. Обвалился пролет, забыли выставить ограждение, неправильно спроектировали поворот, нарушили технологию и вопреки всем инструкциям положили сверхскользкий асфальт. Внезапно отказали тормоза, вышло из строя рулевое управление. А может, стихийное бедствие или пьяный угар, наконец. Мы переходили от одного автомобиля к другому, трогали рваное железо, заглядывали внутрь, под машины, и разум отказывался принимать простые объяснения лейтенанта. Слишком шокирующей выходила логическая связь между тем, что слышал, и тем, что видел своими глазами. Между причиной и следствием. Вывернутые глазницы-фары, искореженные облицовки, закрученные винтом салоны — груда металла. Нет, должно быть еще что-то, о чем ни лейтенант, ни майор не подозревают. Или умалчивают. «А подробности вы сможете узнать в четвертом следственном управлении, — словно угадав мои сомнения, подсказал лейтенант. — Удостовериться, так сказать, документально». И вот полковник Анатолий Федорович Селиванов кладет передо мной папки уголовных дел, соответствующие тем номерам автомобилей, которые я выписал на аварийной площадке. Листаю материалы по аварии на эстакаде, что у Савеловского вокзала. Перед главами те изжеванные желтые «Жигули» с разбитым блоком цилиндров. Водителя спасли две сотые (!) секунды. Перелетев через бордюр и сбив ограждение, машина упала с шестиметровой высоты, по счастью на газон, а двух метрах от дороги, по которой шли автобусы, троллейбусы, грузовики. В тот день Ираклий Павлович, как обычно, ехал на работу, было семь двадцать утра. Держался в крайнем правом ряду. Пропуская такси, чуть притормозил, и тут машину бросило в сторону. «Полностью изношены правые шины, автомобиль занесло», — объяснил полковник. Водителю, можно сказать, еще повезло, врачи выходили. А многие дела из тех, что я листаю, прекращены по «пять-восемь», это значит виновник погиб, и спрашивать за аварию не с кого. В белом ВАЗ—210б, у которого от столкновения крыша легла на багажник, погибли четверо. Сразу. Следствие установило: работая руководителем музыкального ансамбля, водитель этого автомобиля много репетировал, готовились к гастролям; спал по три-четыре часа в сутки, кое-как питался; незадолго до той трагической ночи уже был внезапный обморок, но человек продолжал ездить; новый приступ, очевидно, стал последним, автомобиль влетел под грузовик. «Как только появилась машина, Алик потерял покой, рассказывала мне его мама. — Ему все время надо было куда то спешить. «Что ты ищешь, за чем гонишься?» — спрашивала я его, а он только улыбался: «Время такое». Двое его детей потеряли в этой аварии не только отца, но и мать. Тяжело бывать в таком доме. Вспоминаются руки пожилой женщины на худеньких плечиках внуков. Настороженные, все понимающие глаза. Слова «Вы скажите мне, почему матери, как в войну, должны терять сыновей, а дети родителей?» Что на это ответить? Ведь и в самом деле сейчас не война. Четыре жизни отдано просто так, за переутомление. «Гоняемся жадно за юностью, вожжами держим года. Нас манят лесные безлюдности и скорые поезда. Как будто во всей вселенной приходит весне конец, мы ищем упрямо смену вокзалов, книг и сердец...» — из записной книжки погибшего. После дождя на шоссе образовались лужи, но водитель синих «Жигулей» (тех, что сломаны пополам) их не замечал, он спешил и пропускал их под колесами не глядя. Впереди его ждала самая большая. «Я хотел перестроиться, — объяснял он потом следствию, — но помешал грузовик. И тогда я подумал, что ничего и так не будет, лужа как лужа, проскочу». Машину оторвало от дороги, и, не слушаясь руля, она стремительно «поплыла», как выразился сам водитель, на мачту освещения. Его «собрали» по частям, пассажиров спасти не удалось. Виноват открытый люк, коварно скрытый под водой? Если бы. Вот выписка из заключения автотехнической экспертизы: «Авария возникла вследствие аквапланирования. При движении по воде на большой скорости перед передними колесами образовался водяной клин, который оторвал колеса от поверхности дороги... Автомобиль потерял управление». Сколько об этом говорено! Кому в голову придет на полном ходу влетать в лужу. И все-таки приходит, и влетают! Тяжело говорить об этом, рука не поднимается на тех, кто и так заплатил слишком дорого. Ведь по-человечески понять их можно, И все-таки давайте называть вещи своими именами. Это не жестокость, не бестактность, а необходимость. Я слышу голоса тех, чьи тени встают за изуродованными автомобилями, и выполняю их последнюю волю, если так можно сказать. Уверен, Женя, все они, бывшие владельцы бывших машин, покоящихся на «кладбище автомобилей», просили бы меня об этом рассказать. Если бы могли. Без прикрас и снисхождений, невзирая на лица и обстоятельства, на принятые условности и этикет. Во имя живущих. И потому еще, что все они были добропорядочными, хорошими, такими нужными всем вам, если уж говорить по большому счету. Нужными здесь, в этой жизни. Я возвращаюсь с кладбища автомобилей, и его «памятники» стоят у меня перед глазами. А за ними картины аварий. «Пятерка» цвета «коррида». На переднем сиденье дамская сумочка — молодая женщина все никак не может найти в ней губную помаду. Остов тихо сгоревшего «Запорожца» — его водитель забыл потуже затянуть колесо. Бежевая «шестерка». Симпатичный парень снова и снова летят в ночную тьму, не думая, что из нее может выплыть грязный борт ползущего рефрижератора. «Скорость не соответствовала видимости», — вот я вся надпись на борту этой бежевой радости, памятнике самоуверенности. Голубой «Москвич». Семья военного ехала на юг. На папе был новый «адидас», мама держала в руках атлас дорог Крыма, их восьмилетняя дочь дремала на заднем сиденье, было раннее утро. Он все так же спешил обогнать автопоезд перед встречным КамАЗом, чтобы стать на один автомобиль ближе к морю. «Как глупо, как нелепо погибаю, какой бессмысленный конец». Думаю, эти слова успел произнести не только водитель падавших с эстакады «Жигулей». Картины нелепых, страшных аварий. «Сюда бы водить экскурсии, чтобы водители знали», — в словах дежурного по аварийной площадке досада и боль.  Элементарная беспечность, легкомыслие, самонадеянность, езда на авось, обгон ради мизерного выигрыша, изношенные шины, плохо затянутые гайки, неотрегулированные тормоза, усталость. Нет, для серьезного происшествия совсем не обязательно, чтобы разверзлась земля. Из двадцати семи происшествий, с которыми удалось по знакомиться на московском «кладбище автомобилей», лишь в одном (!) причина была уважительной. Водительское ремесло не так уж безобидно, как представляется многим. Автомобиль не игрушка, которую каждый из нас катал в детстве по паркету. Я не хочу никого пугать. Всего боящийся опасен за рулем вдвойне. Но хотелось бы еще раз сказать, что собранность, осмотрительность, осторожность необходимы не только в экстремальных случаях, а в любой, самой незначительной, самой пустяковой на первый взгляд поездке. Этому учат авария с Женей и те, чьи вещественные доказательства стоят на аварийных площадках ГАИ. Дорога сурова, и хватит этих нелепых аварий, этих бессмысленных смертей. ...Перед глазами «аварийка». Она медленно вползает в ворота, волоча нечто похожее на выжатую тряпку. Подрагивающий на рваном металле лоскуток от пиджака. «Это с Окружного, товарищ майор», — слышу голос дежурного. |
| Copyright (c) 2006 by MoonLight |
